Погода в Мурманске из Норвегии

2.2. Исторические промыслы поморов

 

Вся история Терского берега неразрывно связана с развитием множества промыслов и ремесел, основанных на использовании богатейших природных (преимущественно рыбных и лесных) ресурсов Севера. Основой жизни и стержнем всей экономики и промышленности, конечно, во все времена были морские промыслы. Морскими считались тресковый, семужий, сельдяной, лов мойвы и песчанки, акулий, китовый, палтусовый и все зверобойные (торосовый, белуший, нерпичий, тюлений, медвежий и др.) промыслы. При этом осваивалось не только побережье Белого моря, но также Баренцево и другие арктические моря вместе с далекими островами и архипелагами. Сезонные станы располагались на Шпицбергене, Новой Земле, в Гренландии и в Финмаркене. Вплоть до середины XVII века русские промышленники доминировали не только в Белом море и восточной части Мурмана, но также и Финмаркене. Так, интересным является упоминание некоторых историков, что современные норвежские города Вардё и Вадсё выросли на месте поморских становищ Варгаев и Васев соответственно.

Семужий промысел

Основной доход во все времена терчанам приносила семга. Ее охотнее и дороже любой другой рыбы скупали купцы и торговцы, поэтому она шла преимущественно на продажу, а не на стол. Беломорская семга образует стада по всем крупным рекам Поморья, но на Терском берегу ее улов самый богатый и ценный. Кроме того, рыба из этих мест всегда ценилась дороже за свои вкусовые качества. Ее основные разновидности и их отличия описал знаменитый этнограф Севера – С.В. Максимов. Согласно его описанию, в середине XIX века на реке Онега в Подпорожской волости ловился сорт порог – достаточно постный лосось с не очень жирным, плотным мясом, но из-за близости к Петербургу и хорошего засола весьма ценившийся. Примерно такое же мясо имела умба, но уступала по качеству приготовления. Варзуга – была заметно нежнее, а осенняя ее разновидность почиталась лучшей в Поморье. Поной и мезень – сухие, без жиру разновидности. Печорская и кольская семга с прослоями жира между каждым слоем мяса могли бы превзойти варзугу, но солились скупо и небрежно. А кандалакша и поньгама считались худшими по вкусу. Порог, умба и варзуга долее всех могут сохранять свои вкусовые качества в засолке. Между тем более жирные сорта быстро горкнут (рыбий жир приобретает специфический неприятный запах и привкус).

Также различается лосось в зависимости от времени хода. Лучшей по вкусу, самой жирной, крупной и дорогой является осень – рыба, ход которой из моря в реки начинается с первых чисел августа. Средний вес умбской ее разновидности составлял 4-5 и более килограмм. Семга, идущая в реку с моря, зовется серебрянкой из-за характерного зеркально-серебристого цвета, а спускающаяся обратно после длительного пребывания в пресной воде без привычной пищи лоншает (лошает), приобретая при этом темную, до черно-коричневой окраску и толстую чешую. У самца дополнительно появляются красные пятна на боках и носовой (челюстной) нарост. В этот период его называют лохом. Поздней зимой и весной, когда вскрываются реки, попадается залетка, значительно уступающая осени вкусом и весом, но, как правило, богатая крупной икрой. Летний ход (с мая по август) называется межень (межонка). Рыба в этот период менее крупная (в среднем от 1 до 4 кг), чем в осенний период. Половозрелая молодь небольших размеров, выросшая в реках и мигрирующая к морю летом, называется тинда.

Существовали 2 основных промысла семги: заборами и почти не изменившийся до наших дней лов на тонях с использованием различной сетевой оснастки (неводов, завесок, гарв). Кроме того, осенью практиковалось поездование, когда на многочисленных лодках - поездницах против течения реки тянули кошельковую сеть. Самым уловистым был заборный способ.

Забор сооружался недалеко от устья обжитой реки и представлял собой довольно сложную конструкцию ловушек, использующую инстинкт рыбы идти на нерест вверх по реке. Натыкаясь на преграду из веток, хвороста и жердин, семга шла в один из оставленных проходов, приводящий, в конце концов, в ловушку – вершу, где и оставалась до подхода рыбаков. Наиболее крупные сооружения ежегодно строились в Умбе, Варзуге и Поное, несколько меньшие в Оленице, Чаваньге, Пялице и Кузреке. В хорошие годы только на варзужском заборе вылавливали до 7 тыс. пудов (112 т) семги. Сбывался улов со всего Терского побережья на Покровской ярмарке в селе Кузомень или скупался архангелогородскими и двинскими купцами, специально от правлявшими с этой целью суда с противоположного берега.

Тресковый промысел

Несмотря на то, что «царьрыбой» и «красавицей Севера» является семга, поморы основой своего стола считали треску или трещочку, как ласково ее называли. Добывать ее для собственных нужд и с целью продажи ходили на Мурман – Баренцевоморское побережье. Поэтому второе название трескового промысла – мурманский. Зародился он, предположительно, в XV в., а период максимального расцвета приходился на начало XVIII в. и конец XIX в. Терчане одними из первых освоили лов трески: в летописных источниках XVI в. находим, что житель Варзуги Онцифор Кулик в 1547 г. имел на Мурмане свое «угодье».

С начала марта начинался весенний лов – «вешна». Упреждая его, в поморских селах полным ходом обряжался покрут – характерная форма найма работников в расчет за старые долги, предварительно выданные продукты и деньги, а также за незначительный пай улова (только 1/3 добытой рыбы делилась на артель). Большинство рядовых покрутчиков отправлялись группами еще задолго до схода снега или почтовым трактом на Колу, или по зимникам и полному бездорожью через Лапландию, в зависимости от места назначения – западные становища или мыс Святой Нос. Другая часть, во главе с кормчими, спускала на воду промысловые суда: шняки, карбасы и ёлы, и начинали нелегкую и долгую дорогу через Горло Белого моря на становища п-ова Рыбачий и Финмаркена (главные промысловые места).

Труден был путь промышленников. Чуть только ветер сменится с попутного - необходимо браться за весла тяжелой шняки, а если «моряна» или «взводень» (шторм) – придется сидеть и «ждать у моря погоды» (против ветра и сильной волны шняки, оснащенные только прямоугольным парусом – «благодатью», не ходили). Северные моря непредсказуемы и суровы. На всем протяжении пути были разбросаны поминальные, обетные и путные (навигационные) кресты, большая часть которых напоминала о собранной горькой дани с одних и благодарности за спасение других. Несколько крестов находились на Святоносском мысу при выходе из Горла Белого моря, славившемся особо бурными водоворотами и крутыми скалами. Григорий Истома в 1496 г. отмечал, что по преданию поморов там живет переселившаяся из теплой Италии Харибда - чудовище, всасывающее воду вместе с проплывающими кораблями.

Тресковый промысел был очень тяжелым даже для, казалось бы, семижильных и привыкших к любым тяготам рыбаков. Экипаж шняки, которая не имела ни каюты для укрытия от непогоды, ни печи для обогрева в студеную погоду, состоял из 4 человек: коршика - кормщика (главного на судне), тяглеца (вытягивающего снасть), наживочника (отвечающего за наживку и укладку снасти) и весельщика (следящего за положением лодки и помогающего, по мере необходимости, всем остальным). Весь весенний лов, особенно период с марта по апрель, часто сопровождался ледяным ветром со снегом, а температура воды в море не превышала 4-5 градусов.

Основным способом добычи рыбы был лов ярусом – веревкой длиной несколько километров (максимум до 20) с подвязанными на коротких (1-2 м) шнурах многочисленными крючками (не менее 3 тысяч). Как правило, за день удавалось проделать только один цикл установки и съема снастей: 3-4 часа необходимо потратить, чтобы выметать, 6 часов – на ожидание и не менее 6 часов, начиная с отлива, чтобы выбрать улов. Но результат стоил того: по свидетельству промышленников, за каждый выезд получалось от 40 до 200 пудов (640-3200 кг) рыбы, хотя нередки были и совсем пустые дни. Благодаря особому пристрастию трески в качестве наживки чаще всего использовали мойву, реже песчанку и других мелких рыб, а также их части. Треска настолько предпочитает мойву всему остальному, что, по словам Н.Я.Данилевского, в 1786 г. в Дании был издан закон, запрещающий наживлять мойву под предлогом, что «… так как не все могут добыть для этой цели мойву, шансы улова становятся через это слишком неравны …».

Пойманная рыба доставлялась в шняках и карбасах на берег и далее разделывалась. Разделка трески начиналась с обезглавливания, затем вырезалась печень и языки, а остальные внутренности выбрасывались прямо у становища, что собирало неисчислимые полчища чаек и приводило к ужасающей антисанитарии, шокирующей всех приезжих.

«Первосолка» – рыба достаточно низкого качества приготовления укладывалась в амбарах пластами и рядами в штабеля до потолка, пересыпанными солью (из расчета 16 весовых процентов соли). Недостаток соли обуславливал скорое появление неприятного запаха. Из субпродуктов наиболее ценилась печень – «маюкса» («макса»), которая использовалась для вытапливания жира. Высший сорт («самотека») получался из печени, поставленной в кадках под солнце. После того, как «само тека» перестала отделяться, из остатков вытапливали жир в котлах. Языки солились в бочках, а рыбьи пузыри, или «треско вая вязига», сушились в растянутом виде на дощечках. Реже сушились головы, составлявшие личный приработок промышленников и предназначавшиеся в основном для продажи в Пинежском уезде – самом бедном в Поморье. Часть трески использовалась не для засолки, а для приготовления более ценной вяленой продукции: «лабарданы», «рунтовки» или «рошерки». Эти разновидности вырабатывались в незначительных количествах, так как требовали значительных затрат времени и сил. Для приготовления «лабарданы» после потрошения и обезглавливания у трески делался продольный разрез и вынимался позвоночный столб. Далее она слегка присаливалась и сушилась на камнях. «Рунтовка» и «рошкерка» разделывались таким же образом, а потом вялились на жердях – «палтухах». Способы их приготовления отличались незначительными деталями между собой. Необходимо отметить, что рыба вялилась и сушилась преимущественно в холодную погоду во время весеннего лова

В июне рыба отправлялась на ярмарки, а с начала июля начиналась «летня» – летний лов, продолжающийся до Успенья (28 августа по нов. стилю). Примерно с Ивана Постного (11 сентября-н.ст.) начинался «подосенок» (межсезонный) и продолжался до Воздвиженья (27 сентября - н. ст.), а на Покров (14 октября - н.ст.) открывалась «осення» – осенний лов. На «зимню» (начиная со второй половины ноября) оставались или приезжали только коляне – самые близкие к промыслу. Итого мур манский промысел обходился терским поморам в 6-7 месяцев изнуряющей и опасной работы вдали от семьи. Недаром в народной пословице говорится «Кто на Мурмане не бывал, тот и горя не видал, Богу не маливался». С другой стороны, по словам Максимова «… короткое и близкое знакомство с морем отучило (поморов) и от жаркой печи, и от теплых полатей».

Во времена М.В.Ломоносова промышляло до 10000 человек (более 40 станов), из числа которых 90% приходило из Беломорья. К концу XIX века их число упало до 3000-4000 промысловиков.

Тресковый промысел давал в среднем 500-600 тыс. пудов (8-10 тыс. т) соленой трески и 45-55 тыс. пудов жира, а в особо уловистые годы доходил до 1 млн. пудов. Помимо трески ярусный лов обеспечивал некоторое количество палтуса, пикши, сайды и камбалы. Они заготавливались, но имели второстепенное значение по объемам продаж и специально, как правило, их никто не промышлял.

Сельдяной промысел

Исконным промыслом поморского населения является сельдяной. В Белом море водится особая разновидность – беломорская сельдь или «беломорка». Она несколько раз в году подходит скоплениями к берегу, изменяя свое название в зависимости от сезона лова. В апреле к мелководью для икромета подходит молодая сельдь, после схода льдов появляется «залед ная», уже без икры и малоупитанная. В июне появляется «старая» сельдь – «ивановская», а после Успенья (28 августа-н.ст.) ловят до ледостава «осеннюю» сельдь, наиболее жирную и вкусную. Рассказывают, что знаменитый Черчилль, слывший большим гурманом, ежегодно заказывал для личного потребления несколько бочонков именно осенней беломорки.

Для лова использовалась специальная снасть – сельдяной невод длиной до 150-200 м и шириной до 10 м. Им окружалось стадо и вытаскивалось на берег. Ближе к началу XX века распространился «егорьевский» способ подледной ловли с использованием тех же неводов. Общий вылов сельди, по данным И.Ф. Ушакова, в конце XIX века достигал 75 тыс. пудов (1200 т) на продажу, и еще четверть - половину от этого объема поморы оставляли для собственного потребления (в их хозяйстве и рационе сельдь играла такую же или даже более важную роль, чем треска).

Зверобойные промыслы

Бой морского зверя (гренландских тюленей, моржей, нерп, морских зайцев, белых медведей и других представителей) осуществлялся и в море, когда в пределах досягаемости появлялись одиночные или группы животных, и на суше – на лежбищах далеких арктических островов, но самой главной была весенняя добыча на льдах, получившая собственное название – «то росовый промысел».

Ветра и волны к февралю - марту прибивают к юго-восточному побережью льды со стадами различных ластоногих (гренландских тюленей, нерп, морских зайцев и др.) и их только что родившихся щенков – бельков. К этому времени зверобои – торощики собирались в облюбованном месте между дер. Пялицей и Поноем. Приливно-отливные течения в этот период 2 раза в сутки гоняют плавучие льды с северо-востока на юго-запад и обратно, а изменчивые ветры вносят в это расписание свои коррективы.

Когда «прижимные» ветры прибивали льдины к берегу, охотники хватали багры, «берданки» (вид одноствольных ружей), колотушки и лодки, подбитые полозьями, и высаживались на льды. Далее беззащитных и неповоротливых на льду тюленей и бельков забивали, а потом, как правило, в освежеванном виде переправляли на берег. Промысел велся из-за ценного меха белька и сала, которое перетапливали в «ворвань». Тюлений жир охотно скупался, как российскими, так и иноземными торговцами, так как широко использовался для освещения, мыловарения и в качестве смазки.

Солеварение

Для обеспечения огромных потребностей мурманского и других видов морских промыслов требовались огромные количества соли. Поэтому параллельно развитию рыбной ловли по всему Терскому побережью, особенно вблизи тоней и сел Кандалакшского залива, строились многочисленные варницы. Например, близ Порьей губы действовало 20, а возле Умбы - 8 варниц. Они представляли собой бревенчатые постройки с установленной над ямой с костром огромной плоской железной сковородой – «цреном». На црене выпаривалась морская вода, поступавшая по деревянным трубам из колодца отстойника. Огонь под сковородой поддерживался до получения сухого остатка – морской соли. Места, где устанавливались солеварни, назывались в старину усольями. Большая их часть принадлежала монастырям. Об объемах производства можно судить по тому, что только одно усолье Соловецкого монастыря, находившееся около Умбы в Пирьей губе, ежегодно в Холмогоры отправляло до 11 тыс. пудов соли. Кандалакшский монастырь в 1646 г. произвел около 25 тыс. пудов. Сколько же надо было выпарить воды и перевести дров, если учесть что соленость вод Белого моря по сравнению с мировым океаном существенно ниже и составляет в среднем 23-25 о/оо - промилле (в данном случае г/л) против 33-34 о/оо! Солеварение достигло расцвета в XVI в., продержалось до конца XVII в., затем прекратилось, не выдержав конкуренции с более качественной и дешевой солью («пермян кой»), получаемой из подземных рассолов.

Жемчужный промысел

Жемчуг на Руси всегда почитался как полудрагоценный камень и использовался в разнообразных женских украшениях. Его добыча велась преимущественно в июле – начале августа, когда реки обсыхали, на многих порожистых реках в пределах Терского берега. Даже название одного из плесов, что находится на реке Умбе выше Канозерского порога, звучит Жемчужный. Но наибольшую известность приобрел сбор жемчуга на р. Варзуге и ее притоках. Ловец бродил по камням, на ощупь ногами находил раковину и нырял за ней. На берегу она вскрывалась и выбрасывалась гнить. В большинстве своем попадались мелкие - средние, реже - довольно крупные (более 1 г) жемчужины. Из цветов и оттенков преобладали светло-молочные, серебристо-белые, но иногда ловцы находили и черные. На Всемирной выставке 1867 года в Париже экспонировалась коллекция варзужского речного жемчуга, получившая высокую оценку посетителей. В XIX –XX вв. на многих реках вследствие варварского подхода или промышленного загрязнения вод жемчужница перестала попадаться. И только как напоминание о былом промысле лежат кучи старых раковин около порожистых участков рек.

В этом разделе были перечислены только наиболее знаменитые и основные по своему значению поморские промыслы. Помимо их у поморов было развито множество других, не менее интересных и самобытных: кораблестроение, оленеводство, лесная охота, заготовка ягод, отлов кречетов, добыча аметиста и серебра, сбор гагачьего пуха, сетевязание, торговля, лесозаготовка и лесопереработка и др. Несмотря на сезонность и зависимость многих из них от погоды и воли случая, работы хватало не только летом, но и зимой. Большинство промыслов уже забыты, но некоторые сохраняются и в наши дни, причем практически без изменений в технике вот уже на протяжении 5-7 веков.

 

Родник Преподобного безымяного инока Терского, фото Д.А.Жирова.

Часовня Преподобного безымяного инока Теского, Родник Преподобного безымяного инока Терского, фото Д.А.Жирова.

Старинные деревянные ковши у Князь-Владимирского святого  источника, близ села Варзуга, фото Е.Калиниченко.

Ледник на одной из давно заброшенных -монастырских- тоней, фото Д.А.Жирова.

Одна из шахт XVIII века на о-ве Медвежьем, фото  О.П. Анисимовой.

Копи можно издали заметить по заросшим отвалам, фото  О.П. Анисимовой.

Фольклорный хор поселка Умба, фото Д.А. Жирова.

Экспонаты музея истории, культуры и быта Терских поморов фото Д.А.Жирова.

Острова Кандалакшского государсвенного  заповедника, фото Д.А.Жирова.

Белое море во время шторма -вскипает- и покрывается белыми бурунами, фото Д.А.Жирова.

Обрывистый берег реки, сложенный красноцветными песчанками , фото  Н.А. Константиновой.